Бирюльки
Валентину не спалось. Казалось бы, воскресенье, тянись себе до обеда. Но дурацкая многолетняя привычка вставать по внутреннему будильнику дала себя знать. Минут пять, поёрзав и поняв, что без похода в туалет не обойтись, он сматькавшись вынул себя из-под одеяла и, нащупав ногами тапки, пошлёпал привязывать своего жеребца.
Еле справившись с нежелающей разгибаться плотью, для чего в качестве последнего шага и собственно в назидание непокорному органу, было принято решение справить нужду сидя, он вспомнил поговорку: - Не радуйся по утру члену стоячему, ибо он ссать хочет, но не ебаться.
Наскоро умывшись и решив сегодня не бриться, (не для кого) Валентин поставил на газ чайник. Сев в плетёное кресло он задумался. Последнее время всё пошло как-то наперекосяк. Вроде бы бизнес живёт. Не сказать что процветает, но и не падает. Танька ушла? Да и хрен с ней. Таких Танек пруд пруди. Свистнуть, и на смерть затопчут. Здоровье пока тьфу-тьфу, не подкалывает. Отчего же дискомфорт? Почему саднит в груди?
По телевизору утренняя передача для самых маленьких. Вот оно! Вот кому действительно хорошо, причём хорошо без всяких оговорок. Лишь бы рядом была мама, а остальное итак здоровски! Каждый, наверное, хотя бы на миг задумывался, мечтал, хотя бы на мгновение вновь попасть в детство. Господи, как бы мне хотелось вот прямо сейчас встретиться со своим детством, - подумал мужчина. И в это время раздался звонок в дверь.
Кого там ещё принесло в такую рань? Может, ошиблись дверью? – со слабой надеждой подумал Валентин. А в двери позвонили настойчивее.
Да иду, провалитесь вы все пропадом. И в выходной покоя нет. Танька что ли пришла остатки своих труселей забирать?
Накинув халат, Валентин чертыхаясь, открыл замок и застыл в изумлении. Существо, стоящее на лестничной площадке требовало отдельного описания. То ли мужчина, то ли женщина. Ростом под метр пятьдесят. Одето в шорты, футболку с надписью Спартак. На голове белая пионерская панамка с большой пуговкой от подушки, из которой торчат длинные и нечесаные волосы. Что характерно, гость был босиком. На грязных ногах давно не стриженые ногти. В правой руке существо держало верёвку, на которой висела дохлая крыса.
- Привет чувак, произнесло существо. – Ну, чё рот раззявил? Сам позвал и щас под дверью держишь. Войти-то можно?
- А вы к кому? – Валентин судорожно соображал, что всё это означает. И что значит это «сам позвал»?
- К тебе оболтус, - ехидно улыбнулось оно, и шикарно, сквозь выбитый зуб цикнуло на пол. Явно стараясь при этом попасть хозяину на ногу.
- Да кто ты такой,… такая? – Валентин начал заводиться. Приволокутся блин ни свет, ни заря и устраивают тут бирюльки.
- Шары разуй уо, я твоё детство, - существо, похоже, начинало терять терпение.
- Какое ещё детство, - изумлённо переспросил мужчина, при этом, судорожно гоняя в голове, кто же решил его развести, разыграть.
- Да ёлы-палы, какое детство? Босоногое, неужели не видно? Ну, я захожу или мне так, и топтаться тут по кафелю босиком? Между прочим, холодно.
Валентин невольно посторонился, и ОНО, как назвал гостя хозяин, важно протопало в кухню. Притворив дверь и пожимая плечами, мужчина прошёл следом. А гость-гостья по-хозяйски село в кресло и положив засохшую крысу на край стола, сказало:
- Ну, давай конфеты что ли? Можно сгущёнку или варенье. Говори чего хотел, да мне идти надо, у меня сегодня ещё заказов до и больше.
Собравшись с мыслями Валентин, отлепил соплю языка от нёба и спросил: - А чем доказать можешь, что ты моё детство?
Существо хмыкнуло и, воздев руку, щёлкнуло пальцами с обгрызенными ногтями. Свет на кухне странным образом погас, хотя окна не были зашторены, и за окном был прекрасный солнечный день. И вдруг на стене, словно из фильмоскопа начали возникать кадры. Кадры-мгновения из его жизни.
Вот он в детском саду отбирает совок у Маши, фамилия стёрлась. А вот её братишка уже бьёт ему Вальке морду. Вот старший брат уходит в армию и все плачут, а ему непонятно, о чём же тут реветь. Может он как Матросов пальтом амбразуру заслонит?
Неожиданно кино закончилось, вспыхнул свет. А существо, злорадно ухмыляясь, посмотрело на хозяина и спросило: - Ну, что, убедился? Давай уже, не тяни. Говори чё надо, да я пойду.
Валентин задумался. Случится же такое, и главное с ним. Расскажи, и тут же в дурку закроют на веки вечные. Вслух же он спросил: - Ну а что ты можешь? Что у тебя есть такое, чего мне может пригодиться?
Детство пососало палец и, поковыряв в носу, вынуло из него большую и клейкую козявку. Рассмотрев её на свет, и зачем-то лизнув, оно намазало свою находку на стену и, застеснявшись, сказало грубо:
- Вобщем так, сегодня по прейскуранту могу предложить рогатки из бинтовой резины, поджигов нет, извини, очень быстро разбирают. Есть пятачки, раздавленные транваем, канают за медальку. Гудрон есть классный, жувательный. По курсу за два куска, - перочинный ножик. А хочешь, я тебе билет на последний сеанс подгоню, от шестнадцати лет. Чё морщишься, там титьку два раза показывают, женскую…
- А давай выпьем по случаю выходного дня, - решился, наконец, Валентин. – В конце концов, когда ещё я вот так запросто с детством посижу? Да и ты, небось, не часто принимаешь? И перестань грызть ногти, чё как маленькое-то?
- А давай, - решительно махнуло рукой Детство. – Чё нам кабанам, оттопыримся, как нормальные пацаны. А взрослые точняк не придут?
Валентин достал из холодильника тарелку с мясным салатом, две стопки и бутылку столичной.
- Э, подожди, мне водку не лей. Если есть, то лучше пиво. Я ж Детство!
Хозяин поморщился, но промолчал. Затем достал из того же холодильника бутылку Джин-тоника и поставил перед гостем.
Собеседники выпили. Причём Детство всё время воровато оглядывалось н