Розовые сандалики
Как известно никакая уважающая себя деревня не обходится без веселых сельских дурачков, c добрым лицом и вечно висящими до подбородка соплями. Чаще всего это улыбчивые дети конченых алкоголиков, выполняющие самые черные работы и демонстрирующие свои срамные места на публике.Среди блаженных попадаются и сельские дурочки –отличающиеся от дурачков тем что срамных мест у них больше.
Марфуша Калистратова была традиционной сельской дурочкой—толстой глупой и рябой девкой 20 лет с короткими кривыми ногами и громадным задом, за который так любили подержаться солдаты, вернувшиеся с войны. И хотя с момента окончания боевых действий прошло уже более трех лет –солдаты все еще продолжали возвращаться и все они, наевшись каши, сразу хватались мозолистыми руками за марфушин зад. Однако дальше дело зачастую не шло, потому что когда Марфуша оборачивалась и улыбалась им добрым лошадиным оскалом, мужчинам становилось не по себе и в штанинах все мякло. Уж больно страшненькой была открытая улыбка с влажными деснами.
Кроме обычных солдатушек в села поперло очень много вражеских гитлеровцев, потерявших в бою свои документы. Из-за отсутствия аусвайсов командование запретило им возврат на родину и отправило выживать на вольные хлеба в русских селах. За три года прошедших после войны гитлеровцы сильно пообтрепались и утратили всякий человеческий облик. Грязные, оборванные, они шатались по околицам сел: плясали чарльстон, пели частушки и играли на губной гармонике. Зачастую их заставляли колоть дрова, качать ребенка и исполнять прочие мужские повинности. За это в кружечку им добросердечные селяне кидали железные деньги и маленькие кусочки черствого хлеба. Правда, случалось, их сильно били за ленивую работу поленьями и мотыгами, а детишки плевали на спину и дразнились. Из-за этого, не выдержав, многие из немцев зверели и уходили в холмы, откуда совершали нападения на красноармейские обозы с зерном.
Раз в месяц, в субботу, на окраину села, поделенного надвое железной дорогой, заезжала поселковая дискотека с трофейными немецкими патефонами. На дискотеку ходили почти все детородные девки, и Марфуша также не была исключением. Многие некрасивые молодки искали счастья именно на дискотеке, одеваясь для этого в пестрые балахонистые сарафанчики, призванные скрывать недостатки и наследственные уродства бабьего туловища. В лифчики они набивали мокрые комья газеты “Правда” чтобы придать обвислому бюсту необходимую форму и привлекательность. Надевали тонкие фильдеперсовые чулки и красили их картофельной шелухой, чтобы хоть как-то скрыть жесткую упрямую щетину, прорывающую чулки насквозь. Однако, несмотря на это, им приходилось иногда подолгу ждать у стены, лузгая семечки –парни были робкими. На Марфушу же солдатня и хлопцы- инвалиды вовсе смотреть могли только после большой дозы спиртного, с хорошей закуской, и будучи при плохом зрении.
И вот суббота –танцы –парни бухали спирт в кустах, чтобы перестать быть робкими - девки подпирали стену изголодавшимися задами. Специальный мужик, в козлиной дохе и кожаной фуражке со звездой, на двух патефонах микшировал записи Утесова с “пиратским” Элвисом. Оглушительный топот ног в тяжелых сапогах и тучи пыли сопровождали жестокие послевоенные танцы. Люди оттягивались на полную мощность, пели хором - то там, то здесь вспыхивала поножовщина и короткие драки. Стоящих у стены девок, по мере нарастающего опьянения, выбирали солдаты и парни, выходившие из кустов.
Но всему хорошему приходит конец—отгремела задорная музыка—а люди топтались на месте не желая уходить. В сторону потного диджея раздались оскорбления, угрозы и матерные словосочетания. И тогда выстрелом в толпу из маузера суровый диджей утвердил окончание дискотеки. Пару человек упали замертво и больше не поднимались. Люди начали недовольно расходиться--медленно оседала пыль на земляной пол сельского клуба. Марфуша, и еще пару девок оставшихся без пары, сумрачно гоняли козявки в носу…